Can you see the "fuck you" in my smile?
Глава 2.
читать дальше
Новый друг Эдварда совсем не был похож на Карлайла и Эсме. У Джеймса не было дома, а из вещей – только та одежда, которая была на нём, чтобы во время странствий не стеснять себя поклажей. Он привык находить приют там же, где и большинство его жертв, - в трущобах - и редко проводил две ночи подряд на одном месте. И это нравилось Эдварду гораздо больше упорядоченной, спокойной жизни его приемных родителей: проводя дни с Джеймсом на чердаках, в подвалах, в заброшенных домах или просто на крышах, среди труб, он чувствовал себя свободнее. Не нужно было находиться все время среди людей, подделываться под них, терпеть постоянное жжение в горле и подчиняться правилам Карлайла. Теперь над Эдвардом никто и ничто не имело власти, он сам решал, что ему делать.
В отличие от Карлайла, Джеймс не признавал никаких законов, кроме тех, что предписывают вампирам охотиться незаметно и не открывать людям свое истинное лицо. Когда Эдвард рассказывал ему о жизненных принципах и философии доктора Каллена, он только посмеивался и качал головой.
- Я не собираюсь в чем-то себя ограничивать, - заявил Джеймс тогда. – Сам подумай, с какой стати насиловать себя, питаясь зверями? Чтобы сохранить жизнь какому-нибудь Джону Смиту, который, может, изменяет жене, бьет детей или обкрадывает своего босса? А сколько таких Смитов-преступников бродят нераскрытыми! Тебе, с твоими способностями, должно быть ясно, что невинных овечек раз, два - и обчелся. Мы с тобой, уничтожая их, можно сказать, делаем доброе дело. Так что забудь о папашиных правилах и наслаждайся жизнью.
Эдвард с радостью с ним согласился. В самом деле, нестройный гул чужих мыслей, день за днем врывающийся в его голову, был на удивление однообразен. По-настоящему добрых, бескорыстных, честных людей он почти не слышал – практически у каждого Джона Смита был свой скелет в шкафу. Отказавшись от вегетарианской диеты, Эдвард мог убить двух зайцев: не мучиться от голода и сделать мир лучше, питаясь отбросами общества. А Джеймс отлично ориентировался в бедных районах и знал, где можно найти подходящую добычу.
Но главное, почему Эдварда привлекал Джеймс, – с ним было легко. Он не смотрел грустно и осуждающе, не пытался убедить Каллена, что каждая человеческая жизнь священна, не читал мораль, как Карлайл. Кое-какие замашки Джейса, конечно, возмущали воспитанного в совсем другой среде Эдварда – одно его отношение к женщинам чего стоило. Но с ним всегда было весело. Джеймс знал все развлекательные заведения Чикаго, где можно было послушать самую новую музыку, потанцевать, поиграть в бильярд или карты. Каждая прогулка с ним, по тёмным прокуренным клубам и дансингам, превращалась в приключение. О том, что Карлайл не одобрил бы подобное времяпровождение, Эдвард думал все реже.
Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как они познакомились. Для вампира не существует «завтра», «послезавтра» или «через неделю» - есть только бесконечное сегодня. Дни и ночи сливались друг с другом, мелькали одна за другой в своем вечном беге. Эдвард отмечал течение времени с помощью количества открыток, которые он отправлял отцу.
Благодаря Джеймсу Эдвард узнал, что изменившийся Чикаго имел и хорошие, интересные стороны. Ранее, в первые годы после обращения, Эдварда элементарно не волновали подобные вещи: единственное, чем он занимался, так это пытался научиться контролировать свою жажду. Джеймс ввел его в совершенно незнакомый, диковинный мир.
Джаз, новая модная музыка, гремела из радиоприемников и из каждого, даже самого захудалого кабачка; мелодии, на вкус Эдварда слишком хаотичные, непредсказуемые и громкие, лились со всех сторон. И, несмотря на то, что он считал их проявлением «низкой культуры», некоторые из них так и хотелось подобрать. Изобретение братьев Люмьер - движущиеся картинки - завоевало Новый Свет без единого выстрела, и теперь так называемые «фильмы» можно было посмотреть на каждом углу. Актеры, игравшие в них, становились кумирами миллионов, их обожали и копировали во всем. Платья стали короче, нравы свободнее. Девушки нового времени, флапперс*, носили кокетливо уложенные короткие локоны и яркий макияж, пили крепкий алкоголь, курили сигареты в длинных мундштуках и активно вмешивались в исконно мужские сферы жизни. Он сам видел, как одна такая девица вела автомобиль! Эдвард смущался, когда подобные девушки приглашали его танцевать: в этом было что-то неправильное. Джеймс же охотно флиртовал, и недостатка в женском внимании у него не было. Неизвестно как, но он отлично ориентировался в этом мире подпольных клубов и был вхож практически везде, даже туда, куда можно было пройти только по рекомендации друзей: во времена «сухого закона» люди стали предельно осторожны.
Некоторые поклонницы Джеймса потом становились едой: наигравшись, он расправлялся с ними. Но порядочные девушки не посещали подобные заведения, так что совесть Эдварда не страдала. Кроме того, он пару раз окунался во внутренний мир временных подружек Джеймса и приходил в ужас. Пусть он не обнаруживал там мыслей о преступлениях, которые приписывал своим жертвам Джеймс, но там было столько грязи, что после общения с ними хотелось принять ванну.
Девушки казались одинаковыми, одетыми по последней моде куклами, с подкрашенными глазами и губами, как у актрис кино. Думали они все тоже одинаково: подсчитывали, сколько денег у Эдварда в карманах, восхищались его великолепной внешностью, прикидывали (и это возмущало больше всего), каков он в постели. Каждая вторая, не считая первой, начинала рассчитывать, как бы покрасивее выставить в танце ногу в шелковом чулке или наклониться за «случайно» уроненной сумочкой, чтобы ткань платья обтянула ягодицы, а вырез приоткрыл грудь. Такие мысли не вызывали ничего, кроме скуки.
Джеймс подтрунивал над ним, подзадоривал, чтобы Эдвард тоже «немного развлекся», но успеха не имел. Эдвард танцевал, но не более – идея спать с первой понравившейся девушкой, а потом «отужинать» ей его не вдохновляла. Дело было даже не в том, что он, вампир, мог потерять контроль и случайно убить ее – подобных женщин не стоило жалеть. Но случайный секс, тем более до брака, был грехом; он обесценивал любовь и поэтому не имел права на существование. Эдвард сдерживал дыхание, если слишком привлекательный запах будил его инстинкты, и терпеливо ждал момента, когда сможет исчезнуть вместе со своим «обедом». Джеймс посмеивался над ним, но попытки перевоспитать прекратил на время.
Еще одна особенность Джеймса, которая интриговала Эдварда, касалась его образа мыслей. Эдвард и раньше видел подобное, большей частью у людей искусства или просто обладающих творческим мышлением: Джеймс довольно часто думал не словами, а образами. То есть временами, вместо того, чтобы услышать у себя в голове его голос, Эдвард видел картинки того, о чем думает друг. Впрочем, это бы не было проблемой – видеть картинки или слышать голос, разница небольшая, если бы Джеймс не умел прятать то, что у него на уме.
Это казалось невероятным, но было правдой. Когда Джеймс не хотел, чтобы друг знал, о чем он думает, он начинал мысленно напевать или проигрывать музыку у себя в голове. Мысли каким-то непонятным образом становились как бы двухслойными: истинный смысл размывался, прятался за мелодией и аккордами, становился совершенно непонятным. Эдварду невероятно хотелось разгадать его.
- Так-так, посмотрим…
Эдвард вздрогнул, услышав голос Джеймса. Сморгнув, он быстро осмотрелся: столики, сцена, люди кругом. Каллен задумался и совершенно отключился от реальности.
Они сидели в каком-то клубе, куда затащил его Джеймс. «Там сегодня играет Кинг Оливер и его ребята!**Ты что, не понимаешь?! Это надо слышать!» - вспомнились ему уговоры друга. Джеймс волновался, сыпал какими-то именами, и остановить его не представлялось возможным. Легче было пойти с ним, чем объяснить, почему не хочешь.
На сцену тем временем выбежало с десяток танцовщиц кордебалета, и Джеймс переводил взгляд с одной пары стройных ног на другую. Что он при этом думал, Эдвард предпочел бы не слышать. Мысли девушек были, как всегда, глупы, но довольно безобидны.
- Они не кажутся мне плохими, - осторожно предположил он.
- Хорошие девочки танцовщицами не становятся, - Джеймс не отрывал глаз от крайней правой, маленькой брюнетки в розовом. В голове Эдварда, к его неудовольствию, снова послышалась музыка – Джеймс вспоминал мелодию слепого пианиста, которого они слушали вчера. Друг снова что-то скрывал, но зачем? Хотя, если он хотел пощадить стыдливость Эдварда, тот был совсем не против.
- Я всех их знаю, - продолжал Джеймс тем временем. - Эта вытравила ребенка, чтобы не портить фигуру, - он ткнул пальцем на брюнетку. – Та, рыженькая, пырнула ножом любовника и свалила все на мужа, его недавно повесили. Те две крошки, - он сглотнул, указывая на похожих, как горошины из одного стручка, блондинок, - подсыпали мышьяк богатому дедушке, чтобы получить наследство. Правда, просчитались, все ушло церкви.
- Откуда такая осведомленность? – Эдвард усмехнулся, поднося к губам стакан и делая вид, что пьет. В нос ударил запах спирта, сивушных масел и воды. Не зря, видимо, здесь добавляли в виски кусочки льда, чтобы отбить неприятный привкус*** – качество у местной выпивки было так себе.
- Я для тебя стараюсь, - Джеймс обезоруживающе улыбнулся. Звуки пианино, едва замолкшие, ворвались в голову Эдварда с удвоенной силой и громкостью.
- Ты не мог бы прекратить?
- Почему?
- Я не могу видеть, что ты думаешь. Можно подумать, ты что-то скрываешь.
- Ага. У меня есть страшная тайна, - Джеймс ухмыльнулся и начал про себя подпевать пианино.
- Ну хоть не джаз, я уже слышать этого не могу! – возмутился Эдвард.
Джеймс в ответ хитро прищурился и начал изображать соло Армстронга, на этот раз вслух.
- Ва-па-ба-па-ба…
- Эй, хватит!
Это было уже слишком! Эдвард легонько толкнул его, чтобы заставить замолчать, но это вызвало лишь новую руладу:
- Па-ба-ди-па-ба-ди-паммм..
Джеймс не остался в долгу, они обменялись шутливыми ударами, и не заметили, как оказались довольно далеко от своего столика.
- Ну теперь-то ты замолчишь! – Эдвард положил Джеймса на лопатки.
- … па-ба-ди-паммм! Оооу… Йеее… - выдохнул тот.
Почему-то вокруг вдруг стало очень тихо. Джазовое пианино тоже смолкло. В мыслях Джеймса Эдвард неожиданно увидел себя, но намного красивее, чем привык видеть в зеркале. «Какого черта?!» - но выяснить ничего не успел.
- На нас смотрят, красавчик, - Джеймс оттолкнул его и поднялся.
- Народ, все нормально, мой приятель пошутил! - с широкой улыбкой обратился он к замершим людям. - Все путем, продолжайте веселиться!
Эдвард продирался за ним сквозь толпу и пытался выловить мысли Джеймса из толпы. Но друг ускользнул. Когда Эдвард подошел к нему, Джеймс уже сидел за их столиком со стаканом в руке и размышлял, как несправедлива жизнь.
Эдвард снова увидел себя. Картинки мелькали: улыбка, поворот головы, а вот он проводит рукой по волосам. Их взгляды встретились, Джеймс сморгнул и отвел глаза. «Он читает меня, как открытую книгу. Черт, не думать!» - и начал подпевать чарльстону и рассматривать ноги танцовщиц. Изображение Эдварда в его мыслях поблекло и словно спряталось за короткими взлетающими юбками девушек.
- Так что за тайна? – Эдвард сел рядом с ним и достал портсигар. Расспрашивать было как-то неудобно, но он был полон решимости разобраться, что твориться у Джеймса в голове.
- Она на то и тайна, чтобы ты ее не знал.
- Дай угадаю. Ты задумал что-то ужасное.
- Запереть дверь и положить тут всех, - Джеймс сделал страшные глаза и подмигнул Эдварду, зажигая ему сигарету.
«Красиво курит», - друг снова пристально смотрел на него. В воображении Джеймса Эдвард тоже курил, растянувшись на какой-то кушетке и почему-то голый по пояс. Очень хотелось спросить его прямо, что все это значит, но эта мысль тотчас исчезла, скрытая другими: перевернутая мебель, лужи крови и трупы на полу. Это Джеймс представил, что могло бы быть, если он на самом деле устроит охоту прямо тут. У него даже глаза почернели от таких мыслей, а Эдвард сглотнул и потряс головой, чтобы избавится от наваждения.
Несколько минут они молча курили. Эдвард научился этому у Джеймса. Человеком он не курил, потом у него были другие заботы. Джеймс говорил, что ему нравится запах табака, что он приятно расслабляет, и Эдвард тоже к нему пристрастился.
- Ничего мысль, - сказал он наконец. - Я слышал, здесь сегодня собралась та еще публика.
Джеймс оживился. Мысленно он уже бежал по темным улицам, преследуя кого-то и загоняя в угол.
- Вот этот, – он показал на мужчину в темном костюме и шляпе, с кричаще ярким шейным платком. Одна из танцовщиц, что не была сейчас занята, сидела у него на коленях, что-то щебетала и вставляла цветок ему в петлицу.
- Пригнал сюда целый грузовик с выпивкой.
Они переглянулись и кивнули друг другу.
____
*Флаппер(flapper) – стиль, вошедший в моду в 20 годы. Женщины-флаппер всячески подчеркивали свою эмансипированность. Они использовали яркий макияж, курили, употребляли алкоголь, их одежда бросала вызов общественному мнению.
**Кинг Оливер – известный джазовый корнетист и дирижер. В его оркестре одно время играл Луи Армстронг. Подробнее :
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%B3_...
***Во времена сухого закона во многих барах США начали добавлять в напитки лед, чтобы скрыть низкое качество нелегальной выпивки.
читать дальше
Новый друг Эдварда совсем не был похож на Карлайла и Эсме. У Джеймса не было дома, а из вещей – только та одежда, которая была на нём, чтобы во время странствий не стеснять себя поклажей. Он привык находить приют там же, где и большинство его жертв, - в трущобах - и редко проводил две ночи подряд на одном месте. И это нравилось Эдварду гораздо больше упорядоченной, спокойной жизни его приемных родителей: проводя дни с Джеймсом на чердаках, в подвалах, в заброшенных домах или просто на крышах, среди труб, он чувствовал себя свободнее. Не нужно было находиться все время среди людей, подделываться под них, терпеть постоянное жжение в горле и подчиняться правилам Карлайла. Теперь над Эдвардом никто и ничто не имело власти, он сам решал, что ему делать.
В отличие от Карлайла, Джеймс не признавал никаких законов, кроме тех, что предписывают вампирам охотиться незаметно и не открывать людям свое истинное лицо. Когда Эдвард рассказывал ему о жизненных принципах и философии доктора Каллена, он только посмеивался и качал головой.
- Я не собираюсь в чем-то себя ограничивать, - заявил Джеймс тогда. – Сам подумай, с какой стати насиловать себя, питаясь зверями? Чтобы сохранить жизнь какому-нибудь Джону Смиту, который, может, изменяет жене, бьет детей или обкрадывает своего босса? А сколько таких Смитов-преступников бродят нераскрытыми! Тебе, с твоими способностями, должно быть ясно, что невинных овечек раз, два - и обчелся. Мы с тобой, уничтожая их, можно сказать, делаем доброе дело. Так что забудь о папашиных правилах и наслаждайся жизнью.
Эдвард с радостью с ним согласился. В самом деле, нестройный гул чужих мыслей, день за днем врывающийся в его голову, был на удивление однообразен. По-настоящему добрых, бескорыстных, честных людей он почти не слышал – практически у каждого Джона Смита был свой скелет в шкафу. Отказавшись от вегетарианской диеты, Эдвард мог убить двух зайцев: не мучиться от голода и сделать мир лучше, питаясь отбросами общества. А Джеймс отлично ориентировался в бедных районах и знал, где можно найти подходящую добычу.
Но главное, почему Эдварда привлекал Джеймс, – с ним было легко. Он не смотрел грустно и осуждающе, не пытался убедить Каллена, что каждая человеческая жизнь священна, не читал мораль, как Карлайл. Кое-какие замашки Джейса, конечно, возмущали воспитанного в совсем другой среде Эдварда – одно его отношение к женщинам чего стоило. Но с ним всегда было весело. Джеймс знал все развлекательные заведения Чикаго, где можно было послушать самую новую музыку, потанцевать, поиграть в бильярд или карты. Каждая прогулка с ним, по тёмным прокуренным клубам и дансингам, превращалась в приключение. О том, что Карлайл не одобрил бы подобное времяпровождение, Эдвард думал все реже.
Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как они познакомились. Для вампира не существует «завтра», «послезавтра» или «через неделю» - есть только бесконечное сегодня. Дни и ночи сливались друг с другом, мелькали одна за другой в своем вечном беге. Эдвард отмечал течение времени с помощью количества открыток, которые он отправлял отцу.
Благодаря Джеймсу Эдвард узнал, что изменившийся Чикаго имел и хорошие, интересные стороны. Ранее, в первые годы после обращения, Эдварда элементарно не волновали подобные вещи: единственное, чем он занимался, так это пытался научиться контролировать свою жажду. Джеймс ввел его в совершенно незнакомый, диковинный мир.
Джаз, новая модная музыка, гремела из радиоприемников и из каждого, даже самого захудалого кабачка; мелодии, на вкус Эдварда слишком хаотичные, непредсказуемые и громкие, лились со всех сторон. И, несмотря на то, что он считал их проявлением «низкой культуры», некоторые из них так и хотелось подобрать. Изобретение братьев Люмьер - движущиеся картинки - завоевало Новый Свет без единого выстрела, и теперь так называемые «фильмы» можно было посмотреть на каждом углу. Актеры, игравшие в них, становились кумирами миллионов, их обожали и копировали во всем. Платья стали короче, нравы свободнее. Девушки нового времени, флапперс*, носили кокетливо уложенные короткие локоны и яркий макияж, пили крепкий алкоголь, курили сигареты в длинных мундштуках и активно вмешивались в исконно мужские сферы жизни. Он сам видел, как одна такая девица вела автомобиль! Эдвард смущался, когда подобные девушки приглашали его танцевать: в этом было что-то неправильное. Джеймс же охотно флиртовал, и недостатка в женском внимании у него не было. Неизвестно как, но он отлично ориентировался в этом мире подпольных клубов и был вхож практически везде, даже туда, куда можно было пройти только по рекомендации друзей: во времена «сухого закона» люди стали предельно осторожны.
Некоторые поклонницы Джеймса потом становились едой: наигравшись, он расправлялся с ними. Но порядочные девушки не посещали подобные заведения, так что совесть Эдварда не страдала. Кроме того, он пару раз окунался во внутренний мир временных подружек Джеймса и приходил в ужас. Пусть он не обнаруживал там мыслей о преступлениях, которые приписывал своим жертвам Джеймс, но там было столько грязи, что после общения с ними хотелось принять ванну.
Девушки казались одинаковыми, одетыми по последней моде куклами, с подкрашенными глазами и губами, как у актрис кино. Думали они все тоже одинаково: подсчитывали, сколько денег у Эдварда в карманах, восхищались его великолепной внешностью, прикидывали (и это возмущало больше всего), каков он в постели. Каждая вторая, не считая первой, начинала рассчитывать, как бы покрасивее выставить в танце ногу в шелковом чулке или наклониться за «случайно» уроненной сумочкой, чтобы ткань платья обтянула ягодицы, а вырез приоткрыл грудь. Такие мысли не вызывали ничего, кроме скуки.
Джеймс подтрунивал над ним, подзадоривал, чтобы Эдвард тоже «немного развлекся», но успеха не имел. Эдвард танцевал, но не более – идея спать с первой понравившейся девушкой, а потом «отужинать» ей его не вдохновляла. Дело было даже не в том, что он, вампир, мог потерять контроль и случайно убить ее – подобных женщин не стоило жалеть. Но случайный секс, тем более до брака, был грехом; он обесценивал любовь и поэтому не имел права на существование. Эдвард сдерживал дыхание, если слишком привлекательный запах будил его инстинкты, и терпеливо ждал момента, когда сможет исчезнуть вместе со своим «обедом». Джеймс посмеивался над ним, но попытки перевоспитать прекратил на время.
Еще одна особенность Джеймса, которая интриговала Эдварда, касалась его образа мыслей. Эдвард и раньше видел подобное, большей частью у людей искусства или просто обладающих творческим мышлением: Джеймс довольно часто думал не словами, а образами. То есть временами, вместо того, чтобы услышать у себя в голове его голос, Эдвард видел картинки того, о чем думает друг. Впрочем, это бы не было проблемой – видеть картинки или слышать голос, разница небольшая, если бы Джеймс не умел прятать то, что у него на уме.
Это казалось невероятным, но было правдой. Когда Джеймс не хотел, чтобы друг знал, о чем он думает, он начинал мысленно напевать или проигрывать музыку у себя в голове. Мысли каким-то непонятным образом становились как бы двухслойными: истинный смысл размывался, прятался за мелодией и аккордами, становился совершенно непонятным. Эдварду невероятно хотелось разгадать его.
- Так-так, посмотрим…
Эдвард вздрогнул, услышав голос Джеймса. Сморгнув, он быстро осмотрелся: столики, сцена, люди кругом. Каллен задумался и совершенно отключился от реальности.
Они сидели в каком-то клубе, куда затащил его Джеймс. «Там сегодня играет Кинг Оливер и его ребята!**Ты что, не понимаешь?! Это надо слышать!» - вспомнились ему уговоры друга. Джеймс волновался, сыпал какими-то именами, и остановить его не представлялось возможным. Легче было пойти с ним, чем объяснить, почему не хочешь.
На сцену тем временем выбежало с десяток танцовщиц кордебалета, и Джеймс переводил взгляд с одной пары стройных ног на другую. Что он при этом думал, Эдвард предпочел бы не слышать. Мысли девушек были, как всегда, глупы, но довольно безобидны.
- Они не кажутся мне плохими, - осторожно предположил он.
- Хорошие девочки танцовщицами не становятся, - Джеймс не отрывал глаз от крайней правой, маленькой брюнетки в розовом. В голове Эдварда, к его неудовольствию, снова послышалась музыка – Джеймс вспоминал мелодию слепого пианиста, которого они слушали вчера. Друг снова что-то скрывал, но зачем? Хотя, если он хотел пощадить стыдливость Эдварда, тот был совсем не против.
- Я всех их знаю, - продолжал Джеймс тем временем. - Эта вытравила ребенка, чтобы не портить фигуру, - он ткнул пальцем на брюнетку. – Та, рыженькая, пырнула ножом любовника и свалила все на мужа, его недавно повесили. Те две крошки, - он сглотнул, указывая на похожих, как горошины из одного стручка, блондинок, - подсыпали мышьяк богатому дедушке, чтобы получить наследство. Правда, просчитались, все ушло церкви.
- Откуда такая осведомленность? – Эдвард усмехнулся, поднося к губам стакан и делая вид, что пьет. В нос ударил запах спирта, сивушных масел и воды. Не зря, видимо, здесь добавляли в виски кусочки льда, чтобы отбить неприятный привкус*** – качество у местной выпивки было так себе.
- Я для тебя стараюсь, - Джеймс обезоруживающе улыбнулся. Звуки пианино, едва замолкшие, ворвались в голову Эдварда с удвоенной силой и громкостью.
- Ты не мог бы прекратить?
- Почему?
- Я не могу видеть, что ты думаешь. Можно подумать, ты что-то скрываешь.
- Ага. У меня есть страшная тайна, - Джеймс ухмыльнулся и начал про себя подпевать пианино.
- Ну хоть не джаз, я уже слышать этого не могу! – возмутился Эдвард.
Джеймс в ответ хитро прищурился и начал изображать соло Армстронга, на этот раз вслух.
- Ва-па-ба-па-ба…
- Эй, хватит!
Это было уже слишком! Эдвард легонько толкнул его, чтобы заставить замолчать, но это вызвало лишь новую руладу:
- Па-ба-ди-па-ба-ди-паммм..
Джеймс не остался в долгу, они обменялись шутливыми ударами, и не заметили, как оказались довольно далеко от своего столика.
- Ну теперь-то ты замолчишь! – Эдвард положил Джеймса на лопатки.
- … па-ба-ди-паммм! Оооу… Йеее… - выдохнул тот.
Почему-то вокруг вдруг стало очень тихо. Джазовое пианино тоже смолкло. В мыслях Джеймса Эдвард неожиданно увидел себя, но намного красивее, чем привык видеть в зеркале. «Какого черта?!» - но выяснить ничего не успел.
- На нас смотрят, красавчик, - Джеймс оттолкнул его и поднялся.
- Народ, все нормально, мой приятель пошутил! - с широкой улыбкой обратился он к замершим людям. - Все путем, продолжайте веселиться!
Эдвард продирался за ним сквозь толпу и пытался выловить мысли Джеймса из толпы. Но друг ускользнул. Когда Эдвард подошел к нему, Джеймс уже сидел за их столиком со стаканом в руке и размышлял, как несправедлива жизнь.
Эдвард снова увидел себя. Картинки мелькали: улыбка, поворот головы, а вот он проводит рукой по волосам. Их взгляды встретились, Джеймс сморгнул и отвел глаза. «Он читает меня, как открытую книгу. Черт, не думать!» - и начал подпевать чарльстону и рассматривать ноги танцовщиц. Изображение Эдварда в его мыслях поблекло и словно спряталось за короткими взлетающими юбками девушек.
- Так что за тайна? – Эдвард сел рядом с ним и достал портсигар. Расспрашивать было как-то неудобно, но он был полон решимости разобраться, что твориться у Джеймса в голове.
- Она на то и тайна, чтобы ты ее не знал.
- Дай угадаю. Ты задумал что-то ужасное.
- Запереть дверь и положить тут всех, - Джеймс сделал страшные глаза и подмигнул Эдварду, зажигая ему сигарету.
«Красиво курит», - друг снова пристально смотрел на него. В воображении Джеймса Эдвард тоже курил, растянувшись на какой-то кушетке и почему-то голый по пояс. Очень хотелось спросить его прямо, что все это значит, но эта мысль тотчас исчезла, скрытая другими: перевернутая мебель, лужи крови и трупы на полу. Это Джеймс представил, что могло бы быть, если он на самом деле устроит охоту прямо тут. У него даже глаза почернели от таких мыслей, а Эдвард сглотнул и потряс головой, чтобы избавится от наваждения.
Несколько минут они молча курили. Эдвард научился этому у Джеймса. Человеком он не курил, потом у него были другие заботы. Джеймс говорил, что ему нравится запах табака, что он приятно расслабляет, и Эдвард тоже к нему пристрастился.
- Ничего мысль, - сказал он наконец. - Я слышал, здесь сегодня собралась та еще публика.
Джеймс оживился. Мысленно он уже бежал по темным улицам, преследуя кого-то и загоняя в угол.
- Вот этот, – он показал на мужчину в темном костюме и шляпе, с кричаще ярким шейным платком. Одна из танцовщиц, что не была сейчас занята, сидела у него на коленях, что-то щебетала и вставляла цветок ему в петлицу.
- Пригнал сюда целый грузовик с выпивкой.
Они переглянулись и кивнули друг другу.
____
*Флаппер(flapper) – стиль, вошедший в моду в 20 годы. Женщины-флаппер всячески подчеркивали свою эмансипированность. Они использовали яркий макияж, курили, употребляли алкоголь, их одежда бросала вызов общественному мнению.
**Кинг Оливер – известный джазовый корнетист и дирижер. В его оркестре одно время играл Луи Армстронг. Подробнее :
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%B3_...
***Во времена сухого закона во многих барах США начали добавлять в напитки лед, чтобы скрыть низкое качество нелегальной выпивки.
@темы: Слеш, Jamie, Сумерки, Мои фантазии, Фанфикшен
-
-
14.02.2011 в 16:02-
-
14.02.2011 в 19:57Я очень рада