Can you see the "fuck you" in my smile?
читать дальшеВампиры остались в гостинице намного дольше, чем планировали. Эдвард потерял счет времени, а Джеймс не торопился напомнить ему о том, что пора искать другой приют. Это выяснилось совершенно случайно, в более чем неподходящий для подобного открытия момент.
- В соседнем номере… там кто-то есть… - Эдвард хотел было привстать, но Джеймс вернул его на кровать и продолжил срывать с Каллена рубашку. – Да подожди ты! Разве не слышишь, кто-то дышит? – встревоженный Эдвард увернулся от поцелуя.
- Слышу, слышу, и уже давно, - покладисто согласился Джеймс. – Что тебя удивляет, отель-то открылся, все соседние комнаты заселены.
- Что?! Ты хочешь сказать, кругом полно людей и они слышат, как мы… как мы…
- Угу. Но нам это только на пользу.
- Прости?
- Ну, сам подумай, - Джеймс стянул с плеч Эдварда рубашку. – В номере никто не зарегистрирован, он заперт на ключ, и оттуда каждый день доносятся голоса… - легкое прикосновение губ над пряжкой ремня, - …стоны и крики… - взвизгнула молния, брюки отброшены в сторону. - Да еще ты на пианино бренчишь. Я тут немного пошпионил: вся обслуга думает, что в гостинице завелись призраки. Никто и никогда не войдет сюда добровольно. А если найдется такой храбрец, я учую его на подходе, и мы успеем смыться.
Эдвард хотел возразить, но трудно спорить, когда стоишь голый перед кем-то, чье единственное помышление – затащить тебя в постель.
Дни побежали быстро, беззаботные и счастливые. Эдвард и Джеймс развлекались в своем номере, а по вечерам, как прежде, выходили в город. Про себя Эдвард, не без иронии, называл их с Джеймсом времяпровождение «затянувшимся медовым месяцем». Сейчас Каллен посмеивался над самим собой – каким он был дураком все это время! Тратить его на самокопание и размышления о грехах - что за невероятная глупость! Если бы он сразу понял, чего Джеймс от него хочет, они намного раньше оказались бы в одной кровати. А так как Эдвард пришел к выводу, что его поступки не противоречат его принципам – «временные отношения», которые закончатся, как только он встретит девушку своей мечты, не могли быть чем-то серьезным и настоящим, – ему было очень жаль потерянного времени.
Как-то он сказал об этом Джеймсу, когда они вместе принимали ванну (которая действительно оказалась огромного размера).
- У нас вечность впереди, не парься, - он плеснул в лицо Эдварду водой и, воспользовавшись моментом, поцеловал его.
Дно ванны было скользким. Одно неловкое движение, и оба ушли под воду. Казалось, прошла вечность, прежде чем Джеймс все-таки прислушался к невнятному мычанию и заметил, что Эдвард пытается что-то ему сказать.
- Чего? – Джеймс наконец оторвался от его рта.
- Колется, - Эдвард, недовольно морщась, потирал щеку.
- Ну, извини. Знал бы, что меня будут обращать, побрился бы заранее. – Джеймс улыбнулся и потянулся к крану – вода начала остывать. «Ммм… нечасто удается искупаться в теплой воде… приятно, черт возьми», - он даже глаза прикрыл.
- А как тебя обратили? Ты знаешь все обо мне, а о себе почти не рассказываешь. Я бы хотел узнать, каким человеком ты был… - осторожно начал Эдвард. После того как они стали близки, его очень занимало прошлое Джеймса.
- Это не интересно. Нас было слишком много в одной комнате, и мне все время хотелось есть! Не всем так повезло, как тебе, – резко ответил Джеймс. Вместо мыслей Эдвард услышал один из этюдов, который он играл вчера: Джеймсу явно не хотелось говорить о прошлом. Впрочем, Эдвард знал, как его можно переубедить.
- Не злись. Я просто хочу узнать тебя поближе, - он взял губку и провел ей по груди приятеля.
- Куда уж ближе, - хмыкнул Джеймс, когда губка добралась до живота. Однако ухмылка исчезла, сменившись разочарованной миной, когда рука Эдварда двинулась обратно. – Эй, так нечестно!
- Не понимаю, о чем ты, - Эдвард, как ни в чем не бывало, намыливал его плечи и грудь. Было забавно сейчас видеть в мыслях Джеймса самого себя, с проказливой улыбкой на губах, и слышать, как Джеймс бесится и просит не дразнить его. – Мы друзья… - намыленная губка замерла внизу живота, - и я все хочу знать о моем друге. Что в этом странного?
- Ладно! - нетерпеливо согласился Джеймс. Думал он сейчас вовсе не об истории своей жизни, а о том, что позже сделает с Эдвардом за такое «издевательство». – У меня было много братьев и сестер, но они все поумирали, кто от голода, кто от чахотки. Родители тоже. Так что я собрал свои вещички и сел на корабль, отплывающий в Новый Свет, а чтобы расплатиться за проезд, потом пять лет рубил сахарный тростник на одном Богом забытом островке*. Не знаю, как я там не помер от малярии и лихорадки; в последний год из тех, кто приехал вместе со мной, никого не осталось. Приходилось жить вместе с неграми… - он прикусил губу, когда краешек губки мазнул промежность, и мысленно пожелал Эдварду провалиться в ад.
- Виктория забрела в те места во время охоты. Я ей понравился, она меня обратила, и мы отправились на континент. Не помню, когда это было. Может быть, лет триста назад, а может и меньше. Англия тогда как раз воевала с Испанией за колонии… Слушай, может, хватит об этом? – в голосе Джеймса послышались почти жалобные нотки. – Посмотри, до чего ты меня довел.
- Я довел, я это и исправлю, - в тон ему ответил Эдвард.
Он поудобнее устроился рядом; Джеймс нетерпеливо запустил руку Эдварду в волосы и потянул, подталкивая голову к своему паху.
Еще совсем недавно Эдварду стало бы дурно от одной мысли о минете: одно дело - позволить Джеймсу доставить себе удовольствие, и совсем другое - сделать то же самое для него. Но, найдя оправдание для отношений, которые он раньше называл не иначе, как «противоестественные», Эдвард, неожиданно для самого себя, перестал испытывать отвращение. Вернее, все прочие мужчины по-прежнему не интересовали его в таком ключе, но что касалось Джеймса, то тут ситуация кардинально изменилась.
Эдвард наслаждался происходящим, не раздумывая, почему. Сыграло ли свою роль то, что парень «застрял» в столь молодом возрасте, когда буйство гормонов нестерпимо? Нравилось ли ему наблюдать, какую восхитительную реакцию вызывает у Джеймса малейшее сжатие губ, мимолетная ласка языка? Льстила ли Эдварду мысль, что он заставляет более сильного и опытного мужчину балансировать на грани, когда разум вот-вот провалится в небытие, захлебываться стонами, просить не останавливаться? Что в эти минуты тот полностью находится в его власти? Возможно, но это было сейчас не важно. А когда они легли в ванне валетом и продолжили ласкать друг друга, какие-либо вопросы и вовсе потеряли всякий смысл.
+++
Некоторое время спустя, приведя себя в порядок, Эдвард, как он довольно часто делал последнее время, решил помузицировать. Рояль оказался просто подарком судьбы, не то, что раздолбанные старые пианино, которые обычно украшали местные клубы. На них было не взглянуть без слез, а расстроенный звук резал слух. Играя на рояле по вечерам, Эдвард получал, пожалуй, не меньшее удовольствие, чем от секса. Оказалось, Джеймс не случайно выбрал этот люкс – инструмент сыграл решающую роль, и за это Эдвард был очень ему благодарен.
Любимый «Лунный свет», «Времена года» Чайковского, Бах и Моцарт сменяли друг друга. Одна за другой лились великие мелодии из-под его пальцев, а за окном падал снег. Крупные хлопья словно неспешно танцевали под музыку. Внизу, на шумных улицах, бегали и суетились люди – до Рождества оставалось несколько часов. Горящие яркими неоновыми огнями витрины зазывали покупателей, обещая все, что вы только пожелаете, да еще и с невероятными скидками. Откуда-то доносилось «Jingle Bells» и крики играющих детей.
– Опять что-то заунывное? – Джеймс возник за спиной незаметно, как он это умел, и положил руку Эдварду на плечо.
- Это классика, - Эдвард невольно улыбнулся определению. – Неужели тебе не нравится?
Джеймс пожал плечами; в его мыслях послышалась совсем другая музыка.
- Если бы тебе приходилось зарабатывать этим на жизнь, ты бы умер с голоду, - наконец изрек он. – Такое сейчас плохо продается. Мне по душе что-нибудь поживее.
Эдвард с удивлением увидел, что друг пытается вспомнить концерт заезжей новоорлеанской знаменитости – тот самый, который они посетили перед тем как сойтись, и переживает, что почти ничего не услышал тогда. Шансов на то, что знаменитый Джелли Ролл Мортон приедет в Чикаго еще раз, были невелики. Ему мешали типичные человеческие проблемы – ухудшение здоровья, долги и сильная конкуренция со стороны более молодых коллег. Некоторые произведения Мортона Эдвард слышал, и, пожалуй, смог бы исполнить. Джеймсу это должно было понравиться.
- Хочешь, сыграю для тебя? – предложил Эдвард.
- Если ты будешь вот так играть, то нет! – Джеймс энергично затряс головой, всем своим видом выражая несогласие. А в голове у него промелькнуло – «не умеешь».
- Я не умею? Ну-ка, сядь!
Джеймс был настроен весьма скептически, но, тем не менее, послушался и сел на кушетку, стоящую у стены напротив рояля, и закинул ногу на ногу.
- Ладно, валяй.
Эдвард на мгновение задумался, перебирая в уме названия пьес и освежая их в памяти, а потом заиграл. Капризные, веселые, с непривычным для Эдварда ритмом мелодии, как ничто другое, воплощали для него дух этого времени – полных блеска и роскоши двадцатых годов. Он сыграл все, что смог вспомнить; последней была "Tiger Rag"**. Мелодия чем-то напоминала Джеймса – она была одновременно легкомысленной и агрессивной. Яркая, быстрая, напористая,"Tiger Rag" захватила Эдварда. Где-то с середины он перестал точно следовать своей памяти и импровизировал, стараясь сделать мелодию еще ярче, еще агрессивнее. Пожалуй, решил Эдвард для себя, он может полюбить джаз, раз иногда в море бессмысленных песенок попадаются такие жемчужины.
Он закончил несколькими резкими аккордами и захлопнул крышку:
- Ну как?
Джеймс сидел на своей кушетке притихший и серьезный; он с утроенным усилием маскировал свои истинные мысли, заново прокручивая пьесу в голове.
- Здорово. – Наконец ответил он.
- Прекрасно! – Обрадовался Эдвард. – В таком случае, это мой тебе подарок. С Рождеством, Джеймс!
- Спасибо… - Джеймс выглядел так, будто на него без предупреждения вылили ведро холодной воды – обескураженным и полностью дезориентированным. – Я не часто получаю подарки. Раз так, я тоже тебе что-нибудь подарю. Ты играл для меня, я кормлю тебя ужином, идет? – не дожидаясь согласия, он сорвался с места и, оказавшись рядом, схватил Эдварда за руку. – В этот раз даже делать ничего не придется, обещаю!
+++
Джеймс повел Эдварда подальше от шумных торговых улиц, залитых светом рекламы и рождественских гирлянд. В той части города, куда они направились на охоту, было темно и тихо. Узкие улочки петляли, кружили, пересекались между собой – в этих хитросплетениях даже Джеймс разбирался с трудом. Дух Рождества, который, казалось, витал в воздухе фешенебельных кварталов, здесь не чувствовался. Изредка, в маленьком мутном окне за серой от грязи тюлевой занавеской можно было увидеть дешевенькую гирлянду или пару еловых веток в бутылке из-под молока – на ветках болталось два-три аляповатых елочных шарика.
Дома тут были кособокие, мрачные; вывескам на некоторых из них не хватало вывалившихся или полинявших букв. Крадясь в тени уродливых строений, Джеймс шепотом объяснял Эдварду:
- Люди Капоне что-то не поделили с конкурентами. Представляешь, они делят этот город, будто он на самом деле принадлежит им! – он рассмеялся, Эдвард вторил ему:
- Глупцы! Настоящие хозяева Чикаго – это мы!
- В точку! Так вот, здесь, – Джеймс указал на ничем не примечательный дом напротив, - сегодня ночью собирается конкурирующая банда. Уж не знаю, зачем…
В комнате, на которую указывал Джеймс, горел неяркий свет. Можно было видеть, как за накрытым столом расселась компания: десяток мужчин с грубыми смуглыми лицами и несколько ярко накрашенных женщин, сверкающих, как рождественские елки, из-за множества надетых украшений. Эдварду они показались больше похожими на семью, чем на банду.
- Отметить Рождество? – предположил Эдвард, смеясь. Джеймс шикнул на него:
- Тихо!
Он увлек Эдварда на крышу одноэтажного домика. Сверху было очень хорошо видно, как в переулок вползает черный автомобиль с погашенными фарами.
Машина остановилась, поравнявшись с домом, дверцы приоткрылась - а в следующую секунду воздух сотрясли звуки выстрелов и звон разбитого стекла. От запаха крови заболело в горле, и Эдвард рванулся бы туда, если бы Джеймс не вцепился в него.
Люди за столом падали один за другим. Полный мужчина с сигарой, что сидел во главе стола, даже не успел подняться, так и осел в своем кресле. Молодого и очень похожего на него парня пуля настигла в тот момент, когда он прицеливался – на рубашке расплылось красное пятно, пистолет выпал из рук. Две женщины с криком бросились к двери, и смерть настигла их там. Как только все было кончено, черный автомобиль сорвался с места и исчез.
Теперь можно было не сдерживаться. Эдвард в два прыжка проник в комнату через разбитое окно и прислушался – бьется ли еще чье-то сердце?
- Сюда, - позвал его Джеймс. Он подтащил к себе двоих мужчин: они еще дышали, дыхание с хрипом вырывалось из груди. В объятиях Джеймс держал молоденькую девушку: ее глаза были закрыты, маленькая грудь часто вздымалась под шелковым платьем. Аромат ее крови наполнил легкие Эдварда, обещая насыщение и силу.
Девушка даже не вскрикнула, когда острые зубы пропороли ее шею.
- С Рождеством, Эдвард, - с этими словами Джеймс приник к шее умирающей с другой стороны.
*Наряду с завозом черных рабов, в Новом свете существовала практика «долгового рабства». Человек подписывал контракт, согласно которому он потом несколько лет отрабатывал свой проезд.
**Steve Spracklen performs Jelly Roll Morton's, "Tiger Rag"
www.youtube.com/watch?v=N5uoRZyWkO4
- В соседнем номере… там кто-то есть… - Эдвард хотел было привстать, но Джеймс вернул его на кровать и продолжил срывать с Каллена рубашку. – Да подожди ты! Разве не слышишь, кто-то дышит? – встревоженный Эдвард увернулся от поцелуя.
- Слышу, слышу, и уже давно, - покладисто согласился Джеймс. – Что тебя удивляет, отель-то открылся, все соседние комнаты заселены.
- Что?! Ты хочешь сказать, кругом полно людей и они слышат, как мы… как мы…
- Угу. Но нам это только на пользу.
- Прости?
- Ну, сам подумай, - Джеймс стянул с плеч Эдварда рубашку. – В номере никто не зарегистрирован, он заперт на ключ, и оттуда каждый день доносятся голоса… - легкое прикосновение губ над пряжкой ремня, - …стоны и крики… - взвизгнула молния, брюки отброшены в сторону. - Да еще ты на пианино бренчишь. Я тут немного пошпионил: вся обслуга думает, что в гостинице завелись призраки. Никто и никогда не войдет сюда добровольно. А если найдется такой храбрец, я учую его на подходе, и мы успеем смыться.
Эдвард хотел возразить, но трудно спорить, когда стоишь голый перед кем-то, чье единственное помышление – затащить тебя в постель.
Дни побежали быстро, беззаботные и счастливые. Эдвард и Джеймс развлекались в своем номере, а по вечерам, как прежде, выходили в город. Про себя Эдвард, не без иронии, называл их с Джеймсом времяпровождение «затянувшимся медовым месяцем». Сейчас Каллен посмеивался над самим собой – каким он был дураком все это время! Тратить его на самокопание и размышления о грехах - что за невероятная глупость! Если бы он сразу понял, чего Джеймс от него хочет, они намного раньше оказались бы в одной кровати. А так как Эдвард пришел к выводу, что его поступки не противоречат его принципам – «временные отношения», которые закончатся, как только он встретит девушку своей мечты, не могли быть чем-то серьезным и настоящим, – ему было очень жаль потерянного времени.
Как-то он сказал об этом Джеймсу, когда они вместе принимали ванну (которая действительно оказалась огромного размера).
- У нас вечность впереди, не парься, - он плеснул в лицо Эдварду водой и, воспользовавшись моментом, поцеловал его.
Дно ванны было скользким. Одно неловкое движение, и оба ушли под воду. Казалось, прошла вечность, прежде чем Джеймс все-таки прислушался к невнятному мычанию и заметил, что Эдвард пытается что-то ему сказать.
- Чего? – Джеймс наконец оторвался от его рта.
- Колется, - Эдвард, недовольно морщась, потирал щеку.
- Ну, извини. Знал бы, что меня будут обращать, побрился бы заранее. – Джеймс улыбнулся и потянулся к крану – вода начала остывать. «Ммм… нечасто удается искупаться в теплой воде… приятно, черт возьми», - он даже глаза прикрыл.
- А как тебя обратили? Ты знаешь все обо мне, а о себе почти не рассказываешь. Я бы хотел узнать, каким человеком ты был… - осторожно начал Эдвард. После того как они стали близки, его очень занимало прошлое Джеймса.
- Это не интересно. Нас было слишком много в одной комнате, и мне все время хотелось есть! Не всем так повезло, как тебе, – резко ответил Джеймс. Вместо мыслей Эдвард услышал один из этюдов, который он играл вчера: Джеймсу явно не хотелось говорить о прошлом. Впрочем, Эдвард знал, как его можно переубедить.
- Не злись. Я просто хочу узнать тебя поближе, - он взял губку и провел ей по груди приятеля.
- Куда уж ближе, - хмыкнул Джеймс, когда губка добралась до живота. Однако ухмылка исчезла, сменившись разочарованной миной, когда рука Эдварда двинулась обратно. – Эй, так нечестно!
- Не понимаю, о чем ты, - Эдвард, как ни в чем не бывало, намыливал его плечи и грудь. Было забавно сейчас видеть в мыслях Джеймса самого себя, с проказливой улыбкой на губах, и слышать, как Джеймс бесится и просит не дразнить его. – Мы друзья… - намыленная губка замерла внизу живота, - и я все хочу знать о моем друге. Что в этом странного?
- Ладно! - нетерпеливо согласился Джеймс. Думал он сейчас вовсе не об истории своей жизни, а о том, что позже сделает с Эдвардом за такое «издевательство». – У меня было много братьев и сестер, но они все поумирали, кто от голода, кто от чахотки. Родители тоже. Так что я собрал свои вещички и сел на корабль, отплывающий в Новый Свет, а чтобы расплатиться за проезд, потом пять лет рубил сахарный тростник на одном Богом забытом островке*. Не знаю, как я там не помер от малярии и лихорадки; в последний год из тех, кто приехал вместе со мной, никого не осталось. Приходилось жить вместе с неграми… - он прикусил губу, когда краешек губки мазнул промежность, и мысленно пожелал Эдварду провалиться в ад.
- Виктория забрела в те места во время охоты. Я ей понравился, она меня обратила, и мы отправились на континент. Не помню, когда это было. Может быть, лет триста назад, а может и меньше. Англия тогда как раз воевала с Испанией за колонии… Слушай, может, хватит об этом? – в голосе Джеймса послышались почти жалобные нотки. – Посмотри, до чего ты меня довел.
- Я довел, я это и исправлю, - в тон ему ответил Эдвард.
Он поудобнее устроился рядом; Джеймс нетерпеливо запустил руку Эдварду в волосы и потянул, подталкивая голову к своему паху.
Еще совсем недавно Эдварду стало бы дурно от одной мысли о минете: одно дело - позволить Джеймсу доставить себе удовольствие, и совсем другое - сделать то же самое для него. Но, найдя оправдание для отношений, которые он раньше называл не иначе, как «противоестественные», Эдвард, неожиданно для самого себя, перестал испытывать отвращение. Вернее, все прочие мужчины по-прежнему не интересовали его в таком ключе, но что касалось Джеймса, то тут ситуация кардинально изменилась.
Эдвард наслаждался происходящим, не раздумывая, почему. Сыграло ли свою роль то, что парень «застрял» в столь молодом возрасте, когда буйство гормонов нестерпимо? Нравилось ли ему наблюдать, какую восхитительную реакцию вызывает у Джеймса малейшее сжатие губ, мимолетная ласка языка? Льстила ли Эдварду мысль, что он заставляет более сильного и опытного мужчину балансировать на грани, когда разум вот-вот провалится в небытие, захлебываться стонами, просить не останавливаться? Что в эти минуты тот полностью находится в его власти? Возможно, но это было сейчас не важно. А когда они легли в ванне валетом и продолжили ласкать друг друга, какие-либо вопросы и вовсе потеряли всякий смысл.
+++
Некоторое время спустя, приведя себя в порядок, Эдвард, как он довольно часто делал последнее время, решил помузицировать. Рояль оказался просто подарком судьбы, не то, что раздолбанные старые пианино, которые обычно украшали местные клубы. На них было не взглянуть без слез, а расстроенный звук резал слух. Играя на рояле по вечерам, Эдвард получал, пожалуй, не меньшее удовольствие, чем от секса. Оказалось, Джеймс не случайно выбрал этот люкс – инструмент сыграл решающую роль, и за это Эдвард был очень ему благодарен.
Любимый «Лунный свет», «Времена года» Чайковского, Бах и Моцарт сменяли друг друга. Одна за другой лились великие мелодии из-под его пальцев, а за окном падал снег. Крупные хлопья словно неспешно танцевали под музыку. Внизу, на шумных улицах, бегали и суетились люди – до Рождества оставалось несколько часов. Горящие яркими неоновыми огнями витрины зазывали покупателей, обещая все, что вы только пожелаете, да еще и с невероятными скидками. Откуда-то доносилось «Jingle Bells» и крики играющих детей.
– Опять что-то заунывное? – Джеймс возник за спиной незаметно, как он это умел, и положил руку Эдварду на плечо.
- Это классика, - Эдвард невольно улыбнулся определению. – Неужели тебе не нравится?
Джеймс пожал плечами; в его мыслях послышалась совсем другая музыка.
- Если бы тебе приходилось зарабатывать этим на жизнь, ты бы умер с голоду, - наконец изрек он. – Такое сейчас плохо продается. Мне по душе что-нибудь поживее.
Эдвард с удивлением увидел, что друг пытается вспомнить концерт заезжей новоорлеанской знаменитости – тот самый, который они посетили перед тем как сойтись, и переживает, что почти ничего не услышал тогда. Шансов на то, что знаменитый Джелли Ролл Мортон приедет в Чикаго еще раз, были невелики. Ему мешали типичные человеческие проблемы – ухудшение здоровья, долги и сильная конкуренция со стороны более молодых коллег. Некоторые произведения Мортона Эдвард слышал, и, пожалуй, смог бы исполнить. Джеймсу это должно было понравиться.
- Хочешь, сыграю для тебя? – предложил Эдвард.
- Если ты будешь вот так играть, то нет! – Джеймс энергично затряс головой, всем своим видом выражая несогласие. А в голове у него промелькнуло – «не умеешь».
- Я не умею? Ну-ка, сядь!
Джеймс был настроен весьма скептически, но, тем не менее, послушался и сел на кушетку, стоящую у стены напротив рояля, и закинул ногу на ногу.
- Ладно, валяй.
Эдвард на мгновение задумался, перебирая в уме названия пьес и освежая их в памяти, а потом заиграл. Капризные, веселые, с непривычным для Эдварда ритмом мелодии, как ничто другое, воплощали для него дух этого времени – полных блеска и роскоши двадцатых годов. Он сыграл все, что смог вспомнить; последней была "Tiger Rag"**. Мелодия чем-то напоминала Джеймса – она была одновременно легкомысленной и агрессивной. Яркая, быстрая, напористая,"Tiger Rag" захватила Эдварда. Где-то с середины он перестал точно следовать своей памяти и импровизировал, стараясь сделать мелодию еще ярче, еще агрессивнее. Пожалуй, решил Эдвард для себя, он может полюбить джаз, раз иногда в море бессмысленных песенок попадаются такие жемчужины.
Он закончил несколькими резкими аккордами и захлопнул крышку:
- Ну как?
Джеймс сидел на своей кушетке притихший и серьезный; он с утроенным усилием маскировал свои истинные мысли, заново прокручивая пьесу в голове.
- Здорово. – Наконец ответил он.
- Прекрасно! – Обрадовался Эдвард. – В таком случае, это мой тебе подарок. С Рождеством, Джеймс!
- Спасибо… - Джеймс выглядел так, будто на него без предупреждения вылили ведро холодной воды – обескураженным и полностью дезориентированным. – Я не часто получаю подарки. Раз так, я тоже тебе что-нибудь подарю. Ты играл для меня, я кормлю тебя ужином, идет? – не дожидаясь согласия, он сорвался с места и, оказавшись рядом, схватил Эдварда за руку. – В этот раз даже делать ничего не придется, обещаю!
+++
Джеймс повел Эдварда подальше от шумных торговых улиц, залитых светом рекламы и рождественских гирлянд. В той части города, куда они направились на охоту, было темно и тихо. Узкие улочки петляли, кружили, пересекались между собой – в этих хитросплетениях даже Джеймс разбирался с трудом. Дух Рождества, который, казалось, витал в воздухе фешенебельных кварталов, здесь не чувствовался. Изредка, в маленьком мутном окне за серой от грязи тюлевой занавеской можно было увидеть дешевенькую гирлянду или пару еловых веток в бутылке из-под молока – на ветках болталось два-три аляповатых елочных шарика.
Дома тут были кособокие, мрачные; вывескам на некоторых из них не хватало вывалившихся или полинявших букв. Крадясь в тени уродливых строений, Джеймс шепотом объяснял Эдварду:
- Люди Капоне что-то не поделили с конкурентами. Представляешь, они делят этот город, будто он на самом деле принадлежит им! – он рассмеялся, Эдвард вторил ему:
- Глупцы! Настоящие хозяева Чикаго – это мы!
- В точку! Так вот, здесь, – Джеймс указал на ничем не примечательный дом напротив, - сегодня ночью собирается конкурирующая банда. Уж не знаю, зачем…
В комнате, на которую указывал Джеймс, горел неяркий свет. Можно было видеть, как за накрытым столом расселась компания: десяток мужчин с грубыми смуглыми лицами и несколько ярко накрашенных женщин, сверкающих, как рождественские елки, из-за множества надетых украшений. Эдварду они показались больше похожими на семью, чем на банду.
- Отметить Рождество? – предположил Эдвард, смеясь. Джеймс шикнул на него:
- Тихо!
Он увлек Эдварда на крышу одноэтажного домика. Сверху было очень хорошо видно, как в переулок вползает черный автомобиль с погашенными фарами.
Машина остановилась, поравнявшись с домом, дверцы приоткрылась - а в следующую секунду воздух сотрясли звуки выстрелов и звон разбитого стекла. От запаха крови заболело в горле, и Эдвард рванулся бы туда, если бы Джеймс не вцепился в него.
Люди за столом падали один за другим. Полный мужчина с сигарой, что сидел во главе стола, даже не успел подняться, так и осел в своем кресле. Молодого и очень похожего на него парня пуля настигла в тот момент, когда он прицеливался – на рубашке расплылось красное пятно, пистолет выпал из рук. Две женщины с криком бросились к двери, и смерть настигла их там. Как только все было кончено, черный автомобиль сорвался с места и исчез.
Теперь можно было не сдерживаться. Эдвард в два прыжка проник в комнату через разбитое окно и прислушался – бьется ли еще чье-то сердце?
- Сюда, - позвал его Джеймс. Он подтащил к себе двоих мужчин: они еще дышали, дыхание с хрипом вырывалось из груди. В объятиях Джеймс держал молоденькую девушку: ее глаза были закрыты, маленькая грудь часто вздымалась под шелковым платьем. Аромат ее крови наполнил легкие Эдварда, обещая насыщение и силу.
Девушка даже не вскрикнула, когда острые зубы пропороли ее шею.
- С Рождеством, Эдвард, - с этими словами Джеймс приник к шее умирающей с другой стороны.
*Наряду с завозом черных рабов, в Новом свете существовала практика «долгового рабства». Человек подписывал контракт, согласно которому он потом несколько лет отрабатывал свой проезд.
**Steve Spracklen performs Jelly Roll Morton's, "Tiger Rag"
www.youtube.com/watch?v=N5uoRZyWkO4